С утра пришлось погладить несколько комплектов постельного белья, впрочем, я всё равно рано встала. На кухню пришла тётушка и зачем-то принялась мне рассказывать, как вчера ей позвонила её внучка и что вчера она каталась на роликах и какой её знакомая пенсионерка купила вкусный творог, и как ей, тётушке, не посчастливилось купить такой же вкусный, потом с ночной смены пришла мать, и рассказы пошли по второму кругу. 

Я всё думала: неужели, им больше не о чем поговорить кроме как о том, что приготовить на обед или о том, что надо бы поехать на дачу (впрочем, за три или пять последних лет ни разу не осуществили задуманное).  

Неужели когда-нибудь я стану такой же — без мыслей, без планов на жизнь, буду интересоваться только жизнью поп-звёзд, пару раз в год ходить в церковь (так принято), общаясь только с соседками, жить от зарплаты до зарплаты, откладывать на новую мебель или телевизор с большим экраном, чтобы смотреть по нему целыми днями высосанные из пальца мелодрамы и изредка читать какую-нибудь альтернативу Донцовой и женские сентиментальные романы, тайно, возможно, вздыхая о «красивой» жизни главных героинь и завидуя им, вызывая у собственных детей жалость и опускаясь, опускаясь, опускаясь? 

И всё это при том, что моя мать далеко не глупа, жертва советского воспитания. Саша как-то говорил, есть такие люди, они думают, что пока ты не окончил образование, ты ребёнок, потом ты должен начать работать, если девушка, обязательно выйти замуж до определённого возраста (даже если твой поклонник — пьяница и ничтожество, с которым лет через десять ты разведёшься, а потом, ещё через несколько лет, он умрёт от сахарно диабета), бросить работу, ради которой ты потратишь на образование более десяти лет жизни — пусть муж содержит, — а дальше, как сказал однажды один поэт, «рожать детей и шить подушки», беспокоясь лишь о том, чтобы они следовали жизненному пути, который принят в обществе, не заметив, что общество-то давным-давно уже другое и все твои правила, всё, чему ты следовала неукоснительно — прах, но ведь была когда-то живой, стремилась к чему-то, имела свои мечты… 

Я понимаю это только сейчас, и мне слишком страшно, страшно представить — сколько ещё таких, страшно только подумать, что сама когда-то могу стать такой же. Возможно, лет через двадцать это не будет меня пугать так, как пугает сейчас, но моя жизнь только начинается, и меня пугает перспектива, что я стану пугалом для собственной дочери, даже если она будет искренне меня любить. 

Пожалуйста, только не это. 

Я все яснее виделa, что роль тихой, доброй и прилежной девочки мне не удaется. Мне хотелось бежaть от себя, и я нaчaлa рисовaть ярких, огненно-крaсных огнедышaщих дрaконов. Это были дрaконы, пышущие энергией и жизненной силой, то есть у них было все то, чего не было у меня. Я же былa сплошь серой.

Лаувенг Арнхильд «Завтра я всегда была львом»

Лаувенг Арнхильд я могу только восхищаться. Женщина, которая была больна шизофренией и выздоровела, человек, который из-за своей болезни вытерпел немало унижений, но продолжает относиться к миру с любовью и оптимизмом и смог найти себе в этом мире место. Сам знание, что такие люди существуют, здорово мотивирует и дает веру в людей — в каждого отдельного человека, потому что, представляя своих знакомых в критической ситуации, я могу надеяться, что они справятся, что и я смогу справиться — прежде всего, с собой.